Евгений Сартинов - Слишком жаркий Кипр [СИ]

— Карашо! — заметил потомок южноамериканских буров, и грохнул хрустальный бокал об мраморный пол.

А вокруг вовсю роилась обычная московская тусовочная жизнь. Среди знакомых Ольге лиц были тут Муса Исрапилов, чеченский миллиардер, владелец целой сети самых дорогих отелей столицы и Питера. В прошлый раз в Москве, на одной из вечеринок, Малиновская слишком откровенно потанцевала с ним, и тут же какой-то подвыпивший папарацци записал ее в очередные невесты кавказцу. Инесса Оболенская, модный режиссер, ни на шаг не отходила от своего протеже, знаменитого актера и сердцееда Игоря Ольховцева. Назавтра с утра должны были состояться съемки на натуре ее очередного боевика, но если Игорек перепьет или поддастся чарам очередной красотки, то десять тысяч баксов улетят псу под хвост. А она и так уже выбилась за рамки бюджета, и так боялась сказать про это Олежке Батову, основному спонсору будущего блокбастера.

Увидела Ольга еще одного героя летних газетных репортажей. Невысокий человек с длинными, черными волосами, в экзотичной, ярко-бардовой косоворотке, в казацких галифе с лампасами, и хромовых, начищенных до блеска сапогах, расхаживал по залу ресторана, и немигающим взглядом рассматривал всех и все, что попадалось ему на глаза. В руках его был мощный цифровой фотоаппарат, но в ход он его как раз не пускал. Антоний Головачев был самым искушенным в столице критиком по архитектуре, дизайну, и моде. В прошлый раз этого заслуженного гея республики журналисты почему-то записали в любовники к Астафьеву, и будущий Герой России был готов убить не только самого Головачева, но и того проклятого журналюгу.

— Не вижу в этих телегах, снопах, курицах, что-то особенного. Типичный кич, причем я видел подобные рестораны по всей стране, от Владивостока, до Уфы, — поделился он мнением с подошедшей к нему Юлькой Батовой. В самом деле, интерьер ресторана был чересчур перегружен деталями русского быта, со стоящей в углу телегой, большими самоварами, расставленными на старомодные сундуки там и тут. Столы и табуреты так же были изготовлены в грубой манере псевдодеревенской классики. Кроме того стены украшали прибитые подковы, ухваты, расшитые рушники и прочая деревенская атрибутика.

Мареш не успел разведать обстановку будущего акта, и поэтому решил действовать по обстоятельствам. После небольшого раздумья он решил, что с парадного хода ему на эту вечеринку соваться не стоит. Фейсконтроль он не прошел бы в любом случае, а приглашения на вечер у него не было. Чижек терпеливо дожидался у черного входа, когда фортуна представит ему случай, и она не замедлила ему подфартить. Дверь широко распахнулась, и два рослых парня в типичной униформе охранников выволокли в переулок человека в порванном смокинге. Очутившись на земле, тот сразу поднялся, и попробовал дать сдачи своим обидчикам. Парни с удовольствием еще по разу врезали ему по лицу, так, что тот с грохотом вписался головой в ящик для мусора. На его неподвижное тело один из охранников бросил разбитый цифровой фотоаппарат.

— Еще раз появишься у нас, Жорка, совсем шею свернем! — заявил он. — И скажи Полькину, что его засраную кипрскую газету мы больше на порог не пустим.

Они зашли обратно в ресторан, и закрыли за собой двери. Никто из них не заметил, что пока они разбирались с местным фоторепортером, вовнутрь проскользнула какая-то серая тень. Мареш никогда не был в этом ресторане, но это его не смутило. Все рестораны мира построены по одному принципу. Чех покрутил головой, слева звенела посуда, справа по коридору было тихо. Туда он и пошел. Мареш не ошибся, тут была раздевалка подсобного персонала. Вскрыть несколько железных шкафов для него было делом нескольких секунд. Увы, то, что было внутри, для него не подходило. То по росту, то по размеру. Он столь увлекся этим делом, что вздрогнул, когда за его спиной раздался удивленный голос: — Эй, вы, шо тут робите?

Это был молодой официант, судя по говору и внешности, откуда-то с Украины. Мареш с широкой улыбкой развернулся в его сторону.

— Как что? Вот, велели все это выбросить.

— Как это выбросить? — возмутился тот. — Это же Колькино?

— Уволили твоего Кольку, только что.

— Кто уволил? — не понял парень. — Он же вот только мне встретится.

Но Мареш уже сделал короткий шажок вперед, и ударил официанта кулаком в солнечное сплетение.

Потом он затащил хрипящее от боли тело вглубь подсобки, отволок в самый дальний ее угол, и за полминуты хладнокровно задушил его. Потом он осмотрел свою жертву, и, хмыкнув, начал стаскивать с него одежду. Парень был выше его ростом, и гораздо более худым, но сегодня одежда официантов была в стиле Аля-русс: широкие, желтого цвета поддевки, сверху черные жилеты, столь же бесформенные штаны в полосочку, и высокие сапоги, отглаженные «гармошкой». После того, как Мареш переоделся, он нашел для своего «крестника» и укромное убежище — нишу со швабрами и щетками. Затем он разложил по карманам все, что прихватил с собой из оружия. Прежде всего, это был пистолет с коротким глушителем, скромный, хорошо пристрелянный «Вальтер», затем длинный, тонкий стилет с кнопкой на рукоятки. Благодаря хитроумному механизму после удара стилет разделялся: рукоять оставалась в руке, а лезвие застревало в теле. Еще была авторучка, стреляющая перовым, отравленным лезвием. Но как раз в этом оружии Мареш не был уверен. Оно осталось у него со времен социализма, и проверить его в деле ему не приходилось. Перо он сегодня по новой смазал ядом, но сработает ли механизм выбрасывания, Чижек не знал. А проверять не было возможности, перо было единственным. Так что, это было больше оружием отчаяния. В чем Чижек был уверен больше, так это в небольшом флакончике с автоматической пипеткой. Этот яд он скомбинировал всего три дня назад, и тот кавказец, загнувшийся в полицейском участке доказал его эффективность.

Убедившись, что все надежно спрятано, и вместе с тем, любое оружие из его арсенала можно легко достать, Мареш подошел к зеркалу. Оставалось решить, какой облик ему выбрать. С собой у него был полный набор: бороды, усы, парички. Но, постояв пару минут у зеркала, он вдруг решил, что сегодня ему подойдет только один облик — свой собственный. Это подсказала интуиция, и он решил следовать ему. Он придал своему лицу благостное выражение, и пошел в сторону запахов кухни и звуков музыки.

Пожалуй, никогда еще Александр Зверев не был так напряжен, как в этот вечер. По условиям договоренности между телохранителями, каждого из патронов сопровождал только один охранник. Всех остальных загнали на балкон второго этажа. Естественно, с шефом Зверев пошел сам, лично. И вот теперь он каждого, кто подходил к его патрону не менее чем на пять метров, Александр тут же начинал прокачивать на приметы того самого киллера: рост, ноги, руки, волосы. Как назло в этот вечер среди гостей было полно именно таких недомерков. Золотых и бриллиантовых дел мастера почти все были малого роста. Хорошо, что часть из них телохранитель уже знал и отсеивал, но все равно, напряжение было очень большим.

А публика отрывалась от души. В самом центре зала бил небольшой фонтан ледяной водки, и все желающие могли взять чарку, наполнить ее, и выпить. Тут же размещались деревянные ендовы с черной и красной икрой, с маринованными маслятами, солеными груздями, и просто небольшими, нежинскими солеными огурчиками, переложенными смородиновыми листами. Рядом, в полированных судках стояла горячая закуска, и вся так же с изыском. Мясо глухаря, и тушки рябчиков соседствовали с вареной на пору осетриной, и копченой белугой.

Из духовных развлечений был хор народной песни под управлением неувядаемой Старухиной, квартет струнных народных инструментов, и почему-то, джаз-банд. В дело они вступали по очереди, так что музыка дико перемешивалась в жуткую солянку. Это никого не шокировало, и народ с легкостью переходил от «Барыни» к вальсу и затем так же возвращался к «Калинке» Так что сытый, пьяный народ вовсю отрывался на полную катушку.

Кто еще, кроме Зверева, не получал особого удовольствия от этого роскошного вечера, так это Ольга. Она и представить себе не могла, что эта возможная измена Юрки так сильно ударит по ее самолюбию. Она уже выпила пару бокалов шампанского, и теперь искала повод хоть как-то поднять себе настроение. Но повод нашел ее сам. Кто-то мягко взял ее под локоток, и, обернувшись, Малиновская радостно вскрикнула.

— Ахмед! Как я рада вас видеть!

Ахмед Шакир просто расцвел в белозубой улыбке. За прошедшие полгода после их первого знакомства турецкий миллиардер мало изменился, пожалуй, что сильнее загорел. Его крупная голова с выразительными глазами, густые усы и благодушная улыбка были чертовски привлекательны. Может, прибавились благородные нити седины в шевелюре, но от этого он не старел, а словно матерел. Он поцеловал руку Малиновской у запястья, и довольно промурлыкал: — Ольга! Вы не представляете, как часто я вспоминал вас за это время. Вы для меня, как все время ускользающий, просто прекрасный мираж. Вы даже снились мне, и не раз.